Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
15.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Россия
[01-06-03]

Россия как цивилизация

Государь

Автор Елена Ольшанская
Ведущая Ирина Лагунина

В передаче участвуют:
Борис МОРОЗОВ - историк, Российский государственный архив древних актов
Вячеслав ХОРИХИН - историк, Московский педагогический университет
Людмила НАЙДЕНОВА - историк, Институт российской истории РАН
Олег КУДРЯВЦЕВ - историк, Институт всеобщей истории РАН
Михаил ДМИТРИЕВ - историк, МГУ
Василий КАЛУГИН - филолог, историк, Институт русского языка имени академика В.В.Виноградова РАН
Елена БЕЛЯКОВА - историк, Институт российской истории РАН
Рустам РАХМАТУЛИН - историк культуры
Благодарность Михаилу Субботину, США

25 сентября 1533 года великий князь Василий Третий занемог. Вскоре стало ясно, что государь умирает. "Он принял причастие, созвал митрополита, всех бояр и сказал, что дает трехлетнему сыну Иоанну государство, наследие отца своего, что надеется на совесть и честь братьев". Николай Михайлович Карамзин в "Истории государства Российского" цитирует похвальное Слово Василию Третьему, писанное старцем ростовским Вассианом: "Мы знаем, что государь естеством телесным равен всем людям; но властию не подобен ли Богу Единому? ...Телу дано око, а миру царь, да промышляет о благе его... Таков был великий князь Василий, правитель велеумный, наказатель добродетельный, истинный кормчий, образ благости, столп твердости и терпения; защитник государства, отец вельмож и народа..."

Елена Ольшанская: Малолетнего Иоанна (будущего Грозного) короновали через несколько дней после скоропостижной смерти его отца, Василия Третьего. Боялись заговора и измены - молодая вдова Елена Глинская, как пишет Карамзин, "именем юного великого князя" умертвила двух единоутробных братьев его отца и собственного дядю. Через четыре года молодая, цветущая здоровьем Елена внезапно умерла - по-видимому, она была отравлена, а вслед за этим между кремлевскими боярами началась ожесточенная борьба за власть. Мало кто всерьез заботился о подраставшем сироте. "Шуйские... старались привязать к себе Иоанна исполнением всех его детских желаний: непрестанно забавляли, тешили во дворце шумными играми, в поле звериною ловлею... Например, любя охоту, он любил не только убивать диких животных, но и мучить домашних, бросая их с высокого крыльца на землю; а бояре говорили: "пусть Державный веселится!"... смеялись, когда он ... скакал по улицам, давил жен и старцев... Шуйские хотели, чтобы великий князь помнил их угождения и забывал досады: он помнил только досады и забывал угождения. (...) Для исправления Иоаннова надлежало сгореть Москве! - заключает Карамзин. - Летописи Москвы часто говорят о пожарах, называя иные в е л и к и м и, но никогда огонь не свирепствовал в ней так ужасно, как в 1547 году... Деревянные здания исчезали, каменные распадались, железо рдело, как в горниле, медь текла...Высокая башня, где лежал порох, взлетела на воздух с частию городской стены, пала в реку и запрудила оную кирпичами. ... Спасали единственно жизнь: богатство, праведное и неправедное, гибло... даже мощи святых истлели... дерева обратились в уголь, трава в золу. Люди с опаленными волосами, с черными лицами... искали детей, родителей, остатков имения; не находили и выли, как дикие звери... Царь с вельможами удалился в село Воробьево как бы для того, чтобы не слыхать и не видать народного отчаяния... Правительства как бы не было... (...) В сие ужасное время... явился... какой-то удивительный муж именем Сильвестр, саном иерей, родом из Новагорода; приближился к Иоанну с подъятым, угрожающим перстом, с видом пророка, и гласом убедительным возвестил ему, что суд Божий гремит над главою царя легкомысленного и злострастного; что огнь небесный испепелил Москву; что сила вышняя волнует народ и льет фиал гнева в сердца людей. Раскрыв Святое Писание, сей муж указал Иоанну правила, данные Вседержителем сонму царей земных... представил ему даже какие-то страшные видения, потряс душу и сердце, овладел воображением, умом юноши и произвел чудо: Иоанн сделался иным человеком; обливаясь слезами раскаяния, простер десницу к наставнику вдохновенному; требовал от него силы быть добродетельным - и приял оную".

Борис Морозов, историк: Сильвестр - личность довольно известная со времен Карамзина, учитывая его концепцию доброго царя Ивана Грозного ( в первый период реформ), а потом, после отстранения советников - лютого и в полном смысле слова грозного царя. Известны картинки середины 19-го века: обличения, поучения Ивана Грозного, еще молодого человека, еще юноши, где предстает некий страшный старец с взлохмаченной бородой, такие почти лубочные изображения. Это был рядовой священник, но, безусловно, большой книжник. Сохранилась очень значительная библиотека Сильвестра, несколько десятков книг, которая была вложена им самим после опалы, а уже после его смерти царем Иваном Грозным в различные монастыри, главным образом, в Соловецкий монастырь. И тут мы, конечно, видим его разнообразные интересы, начитанность, образованность, там книги самого разного содержания, в большинстве исторические, а также сочинения святых отцов.

Вячеслав Хорихин, историк: Существует, пожалуй, лишь два наиболее важных документа, которые говорят о какой-то особой роли Сильвестра в политической жизни России в середине 16-го столетия. Это, прежде всего, Царственная книга и Пискаревский летописец. Здесь дается фигура человека, наделенного не только властью, но и каким-то особым, не совсем объяснимым рациональным влиянием на все сферы жизни государства и общества. "Бысть же сей священник Сильвестр у государя в великом жаловании и в совете, и в духовном, и думном. И бысть всяки всемоги. Все его послушаху и никто же сумняши ни в чем ему противиться ради царского жалования ... бо и Митрополиту и владыкам, и архимандритам, и игуменом, и чернецом, и попом и боярам, и дьякам, и приказным людям, и воеводам, и детям боярским и всяким люди... И никто же смеши ничто же сотворити не по его велению. И всеми владяши обеими властями и святительскими, и царскими, яко же царь и святитель". Вот это из Царственной книги, это приписка уже. Это создается в эпоху, когда Сильвестр сошел с политической арены. Но был ли он действительно тем человеком, о котором здесь говорится?

Елена Ольшанская: С именем Сильвестра связывают важнейшую книгу русского средневековья - Домострой. Домострой состоит из трех частей, первая - "О духовном строении, поучении и наказании от отцев духовных", вторая - "Наказ о мирском строении" и третья - "О домовном строении". Был ли он автором или только редактором этого труда, неизвестно. Одна из глав Домостроя - "Благословение Благовещенского попа Сильвестра возлюбленному моему единородному сыну Анфиму".

Вячеслав Хорихин: Послание Сильвестра к сыну в форме некоего наставления - это как бы завещание духовное. Здесь открывается Сильвестр, действительно, как человек. Может быть, мы не узнаем о его роли в государстве, но мы здесь видим человека, видим определенный склад его характера, видим его биографию, которую он сам рассказывает собственному сыну, вдохновляя его на праведную жизнь собственным примером. Он начинает с самого важного: любить Бога, соответственно, это первое, самое важное наставление, дальше - любовь к родителям, почитание их, ответственность за своих домочадцев, за всех людей, которые приданы Божественной волей человеку - Анфиму, ответственность за них перед Богом. С одной стороны, это штамп, потому что поучения создавались "по образу и подобию", общая схема какая-то вырисовывается, но дальше идут подробности, непосредственно связанные с биографией самого Сильвестра. Он рассказывает о своей бытности в Новгороде. Мы видим, что это человек, который был связан очень тесно с торгово-ремесленной частью города, видимо, это выходец из купеческой среды. Здесь его деятельность наполнена активностью, прежде всего коммерческой, предприимчивость его тоже бросается в глаза. Он предстает как знаток книжного дела, и он знает толк и в ювелирном деле, мы видим, что огромное количество мастеров работают на него. Подчеркивается постоянно ко всем крайне доброжелательное отношение, везде принцип справедливого наделения. Основная мысль и Домостроя, и этого отдельного Заключения к нему, которое можно, скорее всего, считать самостоятельным произведением - как следует жить человеку: "по промыслу и по добытку", "сметя свой живот", то есть, рассудив себя по прибыли, которую получаешь от праведного стяжания, от праведных доходов.

Людмила Найденова, историк: Как можно угодить Богу, живя в миру? Вот ты у соседа поле перепахал - это как, нарушение заповеди или не нарушение заповеди? Нарушение, - объясняет Сильвестр. "Не укради" - а ты, раз перепахал, значит украл. То, что надо молиться и поститься - это поняли сразу, а вот прилагать это еще к каким-то своим каждодневным поступкам, до этого доходили постепенно. И постепенно круг этих поступков все больше и больше расширялся и поддавался такому анализу: что можно, а что нельзя, как угодишь Богу, а как не угодишь Богу. И распространялся вплоть до семейных отношений, причем, тоже не сразу. Хотя некоторые сферы семейного права были сразу еще великим князем Владимиром Святым переданы именно церкви, и церковь семейными вопросами занималась, тем не менее, до таких тонких вещей, как в Домострое, не доходило. Например, что битье - это последняя степень наказания, прибавил Домострой, потому что в жизни били жен и детей, и били сильно, насколько нам известно. А он превращает это в некий ритуал наказания, что бить нужно наедине, и только за очень большой проступок, и если не раскаялся, и бить ни в коем случае не по глазу, не по зубу, а взять плеточку и," держа за руку, легонечко постегать", чтобы обиды никакой не было. То есть, если выполнить все, что он хочет в этой главе о наказаниях, то в общем уже не битье получается, а некий ритуал наказания, который выполняется в тайне. Это же не то, что ты пришел и со злобы двинул своей жене в глаз так, что она отлетела в другой конец комнаты. То есть, смягчение нравов, как это называли в 19-м веке, явно намечается в Домострое.

Елена Ольшанская: "Смиренный иерей, не требуя ни высокого имени, ни чести, ни богатства, стал у трона, чтобы ободрять, исправлять юного венценосца на пути исправления, заключив тесный союз с одним из любимцев Иоанновых, Алексеем Федоровичем Адашевым, прекрасным молодым человеком, коего описывают земным ангелом: имея нежную, чистую душу, нравы благие, разум приятный, основательный и бескорыстную любовь к добру, он искал Иоанновой милости не для своих личных выгод, а для пользы отечества..." (Карамзин)

Вячеслав Хорихин: Если мы посмотрим - все, что осталось в Пискаревском летописце, это маленькое упоминание о том, что и Сильвестр, и Адашев сидели в Челобитной избе. Что такое Челобитная изба? Это первый Приказ, один из приказов, куда идут со своими чаяниями, со своими жалобами, со своими бедами, со своими прошениями. В эпоху, когда что-то меняется, реформы - это, бесспорно, изменения, серьезные изменения, и составить план этих изменений очень сложно. Наша недавняя реформа - яркий пример того, что иногда это все сумбурно, иногда это без расчета, без дальнего прицела. Если мы посмотрим на реформы середины 16-го столетия, то во многом их план рождался именно в этом учреждении, то есть, здесь основная часть работы велась, все сюда стекалось, это был определенный политический центр. То, что досталось им в наследство - это власть, лишенная авторитета. Во все учебники школьные вошел сюжет с венчанием Ивана Четвертого на царство. Ну а что есть венчание Ивана Четвертого на царство в тех условиях, о которых мы можем судить по дошедшим до нас документам? Это некое признание своего бессилия, попытка вернуть авторитет. Но, в конечном итоге, она ни к чему не приводит. Мы смотрим: здесь и пожар, здесь и расправа над ближайшими родственниками. Этот акт венчания на царство не дает никакой реальной власти, не дает Ивану Четвертому авторитета, он не укрепляет его авторитет. А вот действительное возвышение, начало этого процесса возвращения к былому могуществу и укреплению с использованием всесторонней поддержки сословий происходит в связи с началом реформ, с возвращением к идее сильной власти. Позже Иван Четвертый будет создавать это на основе жесткого принуждения, террора. А идея тех, кто был с Сильвестром и Адашевым - это идея объединения всех сословий ради достижения какой-то общей цели.

Елена Ольшанская: "Желая уподобиться во всем Великому Иоанну Ш, - пишет Карамзин о Грозном, - желая, по его собственному слову, быть царем правды, - он не только острил меч на врагов иноплеменных, но в цветущей юности лет занялся и тем важным делом государственным, для коего в самые просвещенные времена требуется необыкновенных усилий разума... - законодательством". Судебник вышел в 1550 году, а в 1551 "Иоанн назначил быть в Москве Собору слуг Божиих, ... 23 февраля дворец Кремлевский наполнился знаменитейшими мужами русского царства, духовными и мирскими... Собор назвали Стоглавым по числу законных статей, им изданных... Царь говорил и действовал, опираясь на чету избранных, Сильвестра и Адашева, которые приняли в священный союз свой не только благоразумного митрополита, но и всех мужей добродетельных, опытных, в маститой старости еще усердных к отечеству и прежде отгоняемых от трона, где ветреная юность не терпела их угрюмого вида. Ласкатели и шуты онемели при дворе... Сильвестр возбудил в царе желание блага, Адашев облегчил царю способы благотворения. Так повествует умный современник, князь Андрей Курбский, бывший уже тогда знатным сановником двора".

Василий Калугин, филолог, историк: Андрей Михайлович Курбский - это человек с талантом от Бога, человек, который с детства, как я понимаю, воспитывался в чрезвычайно интеллектуальной среде. Общеизвестно, насколько велико в средневековье было значение духовника, духовного отца для каждого христианина. Так вот духовным отцом Андрея Михайловича Курбского был потрясающий человек - Феодорит Кольский. Феодорит Кольский - это знаменитый нестяжатель, знаменитый книжник, он нем можно рассказывать очень и очень долго. Я скажу только одно - Феодорит Кольский был просветителем диких племен на Крайнем Севере, на Кольском полуострове. Феодорит Кольский занимался там крещением саамов, и, кроме того, Феодорит Кольский перевел на саамский язык некоторые церковно-славянские тексты. Он не просто был миссионером и просветителем, он - создатель первых текстов на литературном саамском языке. А впоследствии Феодорит Кольский был ни кем иным, как послом Ивана Грозного в Константинополе, послом, который получил от патриарха и всего священного Константинопольского собора официальное признание царского титула Ивана Грозного. Родной дядя Курбского - Василий Иванович Тучков-Морозов. Это знаменитейший писатель, автор риторически украшенной, драматически и стилистически изощренной редакции жития новгородского святого Михаила Клопского. Об этой работе, об этом житии рассказывали новгородские летописцы. Вот это родной дядя Курбского, кстати, предавший Максима Грека.

Елена Ольшанская: Знаменитый ученый, Максим Грек, прибыл в Москву по приглашению Василия Ш-го в 1518 году. В это время сильна была внутрицерковная борьба между так называемыми "иосифлянами" и "нестяжателями". Русская церковь богатела, монастыри становились крупными землевладельцами. Заволжский старец Нил Сорский в 1503 году выступил против архиепископа Геннадия Новгородского и игумена Иосифо-Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого. "Очисти келью свою, - учил старец, - и скудость вещей научит тя воздержанию. Возлюби нищету, и нестяжание, и смирение". Максим Грек, греческий, афонский монах, был на стороне нестяжателей. Иосифляне, поборники сильной, богатой церкви, одержали победу над нестяжателями, когда одобрили брак отца Грозного, Василия Третьего, с Еленой Глинской. Свою первую, бездетную жену Соломонию Сабурову царь насильно заточил в монастырь.

Василий Калугин: Максима Грека, как известно, судили дважды - в 1525-м и в 1531-м годах. Там целый ряд обвинений, в том числе близость к нестяжателям. Взгляды, которые высказывал Максим Грек, чрезвычайно близки нестяжателям. Кроме того, Максим Грек отзывался отрицательно о разводе Василия Ш, высказывал иногда критические замечания о самом Василии Ш. Современник Максима Грека, дипломат Беклемишев, очень критически отзывался о Василии Ш, он однажды прямо так и сказал Максиму Греку, что, мол, "тебя не отпустят, потому что ты пришел к нам, человек разумный, видел хорошее и плохое, вернешься к себе и все расскажешь". И действительно, Максима Грека не отпускали из Москвы. Однажды Максим Грек в присутствии Тучкова сказал о государе Василии Ш так: "Я думал, что он благочестивый государь, а он хуже варвара турецкого". Василий Тучков, видимо, под давлением своего отца Михаила Васильевича Тучкова, выступил свидетелем обвинения и обвинил своего учителя, который учил его греческому языку, в дискредитации личности великого государя. Максим Грек ответил на это так - он не всегда соглашался с обвинениями, он часто их опровергал, отстаивал свою точку зрения на суде - но тут он ответил так: "Брати, душа твоя поднимет". То есть, пускай это останется на твоей совести. Курбский всегда называл Максима Грека "превозлюбленным учителем". Он постоянно пишет о Максиме Греке, постоянно пишет о Феодорите Кольском, называет их святыми, преподобными, искусными учеными мужами, но ни разу - о Василии Тучкове, своем родном дяде, предавшем Максима Грека.

Елена Ольшанская: После московского пожара молодой Грозный поручил Сильвестру организовать восстановление росписи кремлевского Благовещенского собора. Дьяк Семен Висковатый не скрывал возмущения фресками, которые были выполнены приглашенными мастерами в новгородской новой манере. Он не уставал обличать Сильвестра в ереси. Сильвестр не принадлежал ни к иосифлянам, ни к нестяжателям, но когда государь обратился к нему с вопросом, кого назначить игуменом Троице-Сергиевского монастыря, назвал вождя нестяжателей, последователя Нила Сорского, Артемия. "Старец чудной жизни" был вызван в Чудов монастырь и несколько раз беседовал с Иваном Грозным. Артемий был назначен игуменом Троицкого монастыря, но уже через полгода вынужден был сложить с себя сан. А вскоре в Москве обнаружилась ересь сына боярского Матвея Башкина.

Михаил Дмитриев, историк: Кто такой Матвей Семенович Башкин? Незаметный и вышедший откуда-то из провинции дворянин, который попал в число приближенных к Москве и получивших поместье под Москвой дворян, он находился по долгу службы в Москве, бывал в Кремле. Первоначально он ничем не выделяется среди подобных ему дворян центральной России. Потом с ним приключается странная история: он начинает читать Новый завет. Читая Новый завет, особенно апостольские послания, он вдруг впадает, как он сам потом признается, в сомнение и идет к своему духовнику Симеону с недоуменными вопросами. Симеон, выслушав его недоумения, сам приходит в некое смятение, идет к Сильвестру и говорит, что Матвей Башкин, у которого в Москве, как теперь выясняется, в ходе предварительного расследования, не такая хорошая репутация, как хотелось бы, задает вопросы, на которые Симеон ответить не может. Симеон этими вопросами озадачен, тем более, что Матвей Башкин тогда, когда этими вопросы ему задавал, он ему показывал непосредственно цитаты, тексты из Нового завета, из апостольских посланий, которые его ставили в тупик. Известно, что Сильвестр пожаловался царю, царь был молод, устроили расследование ереси Матвея Башкина. И потом Матвей Башкин был сослан на покаяние в один из монастырей. Дальнейшая его судьба нам неизвестна. Так или иначе, судьба его была печальна, как были печальны в это время и на западе, и на востоке Европы судьбы людей, которые ставили нетривиальные вопросы и получали на них суровый, ведущий в застенок ответ.

Елена Белякова, историк: Интерес к астрологии, к гадательным книгам свойственен России в 16-м веке. Астрология, против которой пишут трактаты, но она все равно распространяется, причем, распространяется через двор, через библиотеку великих князей, потом царя Ивана Четвертого. Инквизицию прямо пропагандировал Геннадий Новгородский, есть его великолепное послание, где он говорит о том, как надо сжигать и мучить еретиков, и ссылается при этом на "гишпанского короля". Сжигали еретиков - в 1504 году сожгли, "а имения на себя переняли". То, что инквизиция имеет, кроме прочего, экономические цели, и то, что преследование еретиков имеет тоже экономические цели - это было очевидно для новгородского епископа. А что такое опричнина? Расправа со своими противниками, неважно, какие они, которая преследует также и экономические цели. В данном случае, опричнина - то же самое: это расправа с предполагаемыми политическими противниками и одновременное решение экономических задач.

Елена Ольшанская: В 1549 году Казань лишилась царя: "Сафа-Гирей пьяный убился во дворце и кончил жизнь внезапно, оставив двухлетнего сына именем Утемиш-Гирея, - пишет Карамзин. - ... Зима была ужасная: люди падали на пути от несносного холода... Дотоле государи наши не бывали под стенами сей мятежной столицы, посылая единственно воевод для наказания вероломных ее жителей: тут юный, бодрый, любимый монарх сам обнажил меч; все видел, распоряжал, своим голосом и мужеством призывал воинов ко славе и победе..." Вскоре, однако, он заболел "тяжким огненным недугом" и, как когда-то его отец, завещал трон новорожденному сыну, Димитрию. Умирающий Иван слышал голоса несогласных - ближайшие его друзья и сподвижники боялись, что опекуны, поставленные от имени "младенца бессловесного", вновь погрузят Россию в хаос, они хотели передать власть Владимиру Андреевичу, двоюродному брату царя, "шумели, кричали над самым одром безгласно лежащего Иоанна". Грозный выздоровел и никого не наказал. Напротив, отправился с женой и сыном на богомолье в Кириллов монастырь, а по дороге остановился в Троице-Сергиевой Лавре, где беседовал с Максимом Греком. Ученый старец отговаривал царя от дальней дороги, предвидя опасность для младенца-наследника и не ошибся - "пеленочник" погиб от несчастного случая. Важным эпизодом этого путешествия была встреча Ивана 1У-го с другом его отца, бывшим коломенским епископом Вассианом. На вопрос, как ему следует править, Вассиан шепнул царю: "Если хочешь быть истинным самодержцем, то не имей советников мудрее себя, держись правила, что ты должен учить, а не учиться - повелевать, а не слушаться".

Василий Калугин: Иван Грозный преследовал только одну цель, и вроде бы благую цель - установление правды в стране, установление справедливости в стране, законного порядка. Стремился покончить с боярским самоволием, самовластием и с анархией в государстве. Эти идеи обсуждались в русской литературе задолго до Ивана Грозного, пророчески обсуждались. Вот достаточно сказать, что в конце 15-го века очень умный, очень тонкий книжник и политик, дипломат, между прочим, лидер московских еретиков Федор Курицын, вернувшись из посольства в Венгрию, написал чрезвычайно интересную "Повесть о воеводе Дракуле", воеводе, который жил в княжестве Валахия. Воевода Дракула - это реальное историческое лицо, не только герой фильмов ужасов и романа Брема Стокера, это действительно валашский правитель 15-го века, которого современники называли Влад Цепеш. "Цепеш" в дословном переводе - "сажатель на кол". К чему стремится воевода Дракула, по повести Федора Курицына? Воевода Дракула стремится в стране установить великую правду и стремится установить эту великую правду методами неограниченного насилия, методами неограниченного террора, он вводит правду силой. Приведу только один пример: воевода Дракула собрал со всей страны бродяг, больных, нищих, и приказал устроить для них пир горой в хоромах. Потом воевода Дракула спрашивает у бедных, больных, нищих и у бродяг: "Хотите, сделаю вас счастливыми, и никогда не будете ни в чем нуждаться и никогда не будете болеть?" - "Хотим, государь", - отвечают глупые нищие и бродяги. Тогда воевода Дракула приказывает поджечь хоромы, и все нищие, убогие гибнут. Причем, свой поступок Дракула объясняет исключительно гуманными целями. Ход его мыслей таков: я уничтожил у себя в государстве всех бедных, нищих и больных, поэтому у меня в государстве остались только здоровые, богатые и счастливые люди, и никто ни в чем теперь нуждаться не будет. Несмотря на всю литературную условность, между прочим, эти идеи повторятся в политике Нового времени, только в зеркальном отражении. Вспомните учение, согласно которому, если в государстве уничтожить всех богатых, то оставшиеся бедные обязательно разбогатеют и будут счастливы. И вот эти мысли о введении, установлении правды в стране методами неограниченного террора, эти мысли были хорошо известны другим русским публицистам, например, Ивану Пересветову в его знаменитом "Сказании о Магмет-Салтане и царе Константине". Только один эпизод: Магмет-Салтан - это завоеватель Константинополя. Узнав, что судьи и чиновники берут взятки, он приказал с них содрать с живых кожу, сделать из них чучела, и выставить их в присутственных местах с надписью: "Без таковой грозы правду в государстве невозможно ввести. Как конь под царем без узды, так и царство без грозы. Да стоит царю грозным быти". Это не значит, что Иван Пересветов проповедовал неограниченное насилие, это не значит, что Федор Курицын был сторонником этих же крутых мер, наоборот, я вообще считаю, что повесть о воеводе Дракуле - это скорее предостережение, это грозное предостережение попыткам ввести правду в стране силой. Но вот эти мысли, которые высказывались русскими публицистами 16-го века, эти мысли действительно претворили в жизнь творцы опричного произвола.

Елена Ольшанская: В 1508 году по предложению папы Юлия П великий Микеланджело Буонаротти расписал потолок и стены Сикстинской капеллы Ватиканского дворца в Риме. Эти фрески считаются самым гениальным и грандиозным из произведений Микеланджело и представляют собой целую поэму: сотворение мира и человека, грехопадение, потоп, чудесное спасение избранного народа, пророки и пророчицы, предвещающие пришествие Мессии и, наконец, Страшный суд. Расположенный напротив входа в капеллу, огромный Страшный суд сам надвигается на зрителя, втягивает его в воронку страстного исступления кары. Все это направляется жестом разгневанного Христа - дева Мария в ужасе прикрывает лицо рукой. Грешникам пощады нет - содранная кожа одного из них, как поверженное знамя, висит в центре композиции. О том, какой страшной ломкой для европейского сознания были в Европе века, связанные с рождением нового представления о человеке, историки заговорили лишь в ХХ веке. Девятнадцатый век понимал "гуманизм" только как гуманность, как любовь к людям.

Олег Кудрявцев, историк: Когда католическая церковь раскололась, появилось религиозное инакомыслие, началась религиозная борьба. Иногда то, что мы воспринимаем как проявление какого-то чудовищного напряжения сил, даже некоторой злобы - это сугубо ренессансное явление. Дело в том, что в 16 веке мы сталкиваемся с особым взглядом на мир, он характерен для культуры именно высокого Возрождения. Мир реальный - это отражение некоторого мира идей. Представление древнее, идущее от Платона. Согласно ему, наш мир является несовершенным воплощением. Соответственно, художник, которому доступно так или иначе прозреть эту идею, пытается найти ей воплощение в своем художественном материале, в своей художественной материи. И вот борьба с косностью материи за воплощение идеи, причем, в наиболее совершенном виде - это то, что служило постоянным предметом очень тяжелой внутренней борьбы не только для Микеланджело, но для очень многих художников. В какой мере мир совершенный, мир идеальный может соотнестись с миром реальным? Эразм писал просто: весь смысл учения Христа - это учение о человеколюбии. Если бы люди это поняли, а, главное, в своей жизни это воплотили бы, то ушла бы значительная часть человеческих бед и бедствий, и жизнь человека осчастливилась бы, она стала бы совсем иной. Вот идея открыта - человеколюбие. Теперь появляется гуманизм в нашем значении этого слова. Но, оказывается, что материя, социальная материя очень косна, она не готова воспринять эту идею. Поэтому для гуманистов появляется проблема - создать или, точнее, дать жизнь этой идее в виде идеала. То есть, художественного произведения, произведения литературы или произведения общественной мысли, социально-политической мысли. Появляются знаменитые сочинения, например, "Государь" Макиавелли или "Утопия" Томаса Мора, или "Придворный" Бальтазара Кастельяно, где формируется, например, идея совершенного придворного. Что такое идеальный придворный? Он обязан не только сам себя формировать, он является также полновластным творцом окружающего мира. Человек как бы выступает, как это сказано в текстах, как земной бог.

Елена Ольшанская: "Государь" ("Il Principe") - сочинение Никколо Макиавелли, знатного флорентинца, опытного политика, - написано в 1513 году и адресовано герцогу Лоренцо Медичи, Великолепному. Макиавелли, патриот Италии, мечтал спасти ее от раздробленности, от беспринципности сеньоров и наглости наемных войск, он изучил древние хроники завоеваний и царств, сверил их с личным дипломатическим опытом и составил своеобразный учебник, который вошел в историю как образец цинизма и беспринципности. "Вряд ли Макиавелли осознавал, какое оружие он готовил для будущих поколений. Вот один из болезненных для рубежа 15 - 16 столетий примеров: отныне рыцарей можно уничтожать артиллерией, не давая им возможности сойтись в честном поединке... Это было той реальностью, которая вступила в Италию вместе с пушками Карла УШ и которую, правда, не без оговорок, принял Макиавелли. Война ремесленников оказалась более эффективной, нежели война рыцарей. Целесообразность стала гораздо эффективнее личного достоинства - отсюда и следует принятие автором войны и дипломатии без чести и совести", - пишет автор вводной статьи к русскому изданию "Государя" И.А.Гончаров.

Резкую перемену в Иване Грозном Карамзин связывает со страшным московским пожаром 1560 года, во время которого умерла его первая, любимая жена - кроткая и набожная царица Анастасия. "Здесь конец счастливых дней Иоанна и России: ибо он лишился не только супруги, но и добродетели", - пишет Карамзин. Начинается эпоха кутежа, разврата, зверств, террора, страшных бедствий. Вся Россия делится на "опричнину" (личное владение, личное войско Ивана Грозного) и на "земщину". " Как бы возненавидев славные воспоминания Кремлевские и священные гробы предков, он не хотел жить в великолепном дворце Иоанна Ш-го: указал строить новый за Неглинною, между Арбатом и Никитскою улицею, и подобно крепости, оградить высокою стеною".

Рустам Рахматулин, историк: Когда Грозный бежит из Москвы при опричном кризисе, он хочет, чтобы земля звала его назад, земля зовет его назад, но уже не понимает смысла этого разделения, потому что земля старше него на целую политическую эпоху. Опричнина - это, прежде всего, некая реакция, некое возвращение к архаичному, домосковскому, в сущности, состоянию горда и земли, возвращение не просто к делению земли на уделы, поскольку опричнина - это удел, удел государя, как князя Москвы, выделенной из всей прочей земли. А вот на уровне города - это возвращение к докремлевской ситуации. Что я имею в виду? Если назвать стратегию княжеской власти стратегией овладения, а стратегию царской власти стратегией владения, то за этим отличием на одну букву стоит очень существенная разница. Княжеская власть - власть приходящая, приглашенная, овладевающая, занимающая, скажем, крайнее северо-западное положение на карте страны. Положение Рюрика и его братьев отличается от власти царской, прежде всего, вот этой своей крайностью. Царская власть, власть, владеющая страной по праву - это власть, помещающаяся в центре русского мира. А на уровне города, скажем, Рюрик - на Рюриковом городище, вне Новгорода, это означает, что разделяются, собственно, город и замок. Ситуация, которая в западной половине Европы законсервировалась, сохранялась довольно долго, ситуация, из которой Запад вывел свой демократический модерн - из договора города и замка. Если князя можно назвать женихом, то царь - это, несомненно, муж. Сам принцип кремля и кремль всякого города - это ведь не замок вне города и не замок внутри города - это собственно, и есть город с княжеским дворцом в своих пределах. Подобно тому, как царская власть вырастает из самой земли, так и княжеский двор помещается внутри города, который со временем разрастается кругами, и кремль может стать внутренним городом, но не замком. Хотя, например, современное ощущение от московского Кремля - это ощущение некоего властного замка. Что делает Грозный, когда наступает опричный кризис? Он возвращается к домосковской архаике. Он выносит двор государев из города и превращает его в замок, опричный замок, опричный двор. Когда говорят, что Грозный разгромил Новгород, не обращают внимания на то, как структурирована ситуация внутри самого Новгорода. А ведь именно так: Грозный садится на Рюриковом городище. Он реставрирует стратегию овладения - княжеского, а не царского владения городом, он приходит и овладевает, как некий новый Рюрик, которому он на свой аршин примысливает палаческую биографию.

Елена Ольшанская: В 1570 году "Генваря 8 царь с сыном (Иваном) и дружиною вступили в Новгород...взяли ризную казну, сосуды, иконы, колокола; обнажили и другие храмы в монастырях богатых, после чего немедленно открылся суд на Городище... ежедневно представляли им от пятисот до тысячи и более новгородцев; били их, мучали, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду, целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами... Сии убийства продолжались пять недель и заключились грабежом общим: Иоанн ... велел опустошить дворы и келии, истребить хлеб, лошадей, скот... сам ездил из улицы в улицу и смотрел, как хищные воины ломились в палаты и кладовые, отбивали ворота, влезали в окна, делили между собою шелковые ткани, меха, жгли пеньку, кожи, бросали в реку воск и сало... Таков был царь; таковы были подданные! Ему ли, им ли должны мы наиболее удивляться? - восклицает Карамзин. - Если он не всех превзошел в мучительстве, то они превзошли всех в терпении, ибо считали власть государеву властию Божественною и всякое сопротивление беззаконием". Ближайший друг и сподвижник Грозного, Андрей Михайлович Курбский, бежал из России в Литву накануне опричнины и воевал потом против России.

Василий Калугин: Курбский бежал за границу. Несомненно, и сам Андрей Михайлович Курбский, и его современники понимали, что это предательство. Другое дело, возникает вопрос - а останься, что бы тогда получилось? Получилось бы, наверное, то, что Курбского казнили бы. Поэтому Курбскому необходимо было оправдать себя и в собственных глазах, и в глазах своих новых соотечественников в Великом княжестве Литовском, и в глазах оставшихся единомышленников в России. Вот один из основных тезисов абсолютного повиновения власти, этот тезис восходит к Новому завету, к словам апостола Павла - "всякая власть от Бога". Отсюда безграничное повиновение законной власти, в том числе и языческой. Древнерусские писатели - и Иосиф Волоцкий, и архиепископ Геннадий Новгородский, и другие (здесь нет ничего нетрадиционного) считали, что верховной власти можно не подчиняться только в одном случае: если эта верховная власть нарушает догматы православия, если это царство Зверя, царство Антихриста, тогда можно не повиноваться этой власти. Курбский бежит из Московского государства и пишет письмо, в котором обвиняет Ивана Грозного в измене православию. Ты отступил от православия, соответственно, я имею право тебе не подчиняться. А дальше эта полемика развивалась в самых разных направлениях, в том числе на интеллектуальном уровне. Особенно интересно второе послание Курбского Ивану Грозному, где Курбский, исходя из позиции западноевропейской образованности, исходя из западноевропейских наук тривиума и квадривиума - грамматики, риторики, диалектики - язвительно, саркастически доказывает полное невежество и варварство Ивана Грозного, его неумение писать в соответствии с западноевропейской филологической гуманитарной культурой.

Елена Ольшанская: "Средневековые люди грешны, люди Возрождения эгоистичны", - отмечает в своей статье "Иван Грозный как ренессансный правитель", напечатанной в "Slavic Reiew", американский историк Михаил Чернявский. "Слезы невинных жертв готовят казнь мучителю, - писал Курбский Грозному. - Бойся и мертвых: убитые тобою живы для Всевышнего: они у престола Его требуют мести!" Грозный отвечает как истинный богослов: "Угрожаешь мне судом Христовым на том свете: а разве в сем мире нет власти Божией? Вот ересь манихейская! Престол Всевышнего окружаешь ты убиенными мною: вот новая ересь!.. Ибо христианин умирает с любовию, с прощением, а не со злобою..."

Василий Калугин: Когда мы читаем Ивана Грозного, мы видим, что Иван Грозный был хорошо знаком с традиционной древнерусской церковнославянской книжностью, книжной культурой. Иван Грозный сочинял мелодичные церковные песнопения, Иван Грозный известен как полемист, как религиозный полемист. Его ответ протестантскому пастору Яну Роките обнаруживает прекрасное владение и знание богословия и тонкостей конфессионального отличия православия от протестантизма. Правда, мы сталкиваемся с такой проблемой: насколько Иван Грозный работал лично, насколько он писал с помощью своих помощников-секретарей. Несомненно, ему помогали в работе. Я назову один пример: в Санкт-Петербурге хранится один из списков послания Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь. Список поздний, 17 века, но, несомненно, он восходит к более раннему списку, я бы сказал, рабочему списку. В этом послании выпущены все цитаты, многочисленные цитаты Ивана Грозного из Священного писания, а на полях даны характерные пометы, то есть, пометы 17-го века, но они явно переписаны с текста 16-го века, современного Грозному. Пометы такого характера: "доселе пиши речь цареву, а дальше выпиши из книги Илариона". То есть, Иван Грозный диктовал свои сочинения, а потом приказывал сделать какие-то вставки, выписать какие-то церковные тексты из сочинений других авторов.

Елена Ольшанская: "Вы говорите, что проливали за нас кровь свою: мы же проливали пот и слезы от вашего неповиновения, - пишет Грозный Курбскому. - ... Горе дому, коим владеет жена, горе царству, коим владеют многие!... Византия пала, когда стала слушаться эпархов, синклитов и попов, братьев вашего Сильвестра... "

Василий Калугин: Знаете, Грозный и Курбский мне в какой-то мере напоминают двуликого Януса: один человек, а смотрит в разные стороны. Они очень похожи. Курбский обличает Грозного в тирании, а Иван Грозный отвечает ему в первом послании: "русские государи могут своих холопов казнить, а могут и миловать". То есть, идея неограниченной власти просто присуща Ивану Грозному. А Курбский никак не мог смириться, что он холоп. Есть очень интересная рукопись, перевод Симеона Метафраста, это византийский писатель 10-го века, с именем которого связан расцвет агиографии в европейской литературе. Заметьте: Симеона Метафраста на Руси переводил Максим Грек, а потом - Курбский в Великом Княжестве Литовском. Мы не знаем, автограф это или не автограф, но то, что Курбский держал в руках эту книгу, что она была сделана при нем, в его скриптории, его книжном центре - это несомненно. Грозный выдвигает тезис "доселе мы могли своих холопов казнить и могли миловать", а знаете, что там на полях написано: холопами своих советников называют только басурмане, восточные деспоты. А христианские государи своих советников имеют свободными и окружают их почестями. То есть, это продолжение полемики с Иваном Грозным. И вот один такой эпизод. В Великом Княжестве Литовском, будучи владельцем города Ковеля, Курбский приказал взять под стражу и посадить в водяную яму с пьявками евреев, которые поручились за одного должника и не заплатили долга. Знакомые этих осужденных обратились за помощью к королю, обратились в Польскую Раду. И когда от короля прибыл посол с требованием освободить из водяной ямы заключенных, Курбский вообще не вышел к нему, а вышел Иван Колымет, с которым Курбский бежал из России. Иван Колымет отказался взять королевский указ в руки, тогда посланец просто положил его перед ним и сказал на словах, в чем требование короля. Иван Колымет ответил, явно повторяя слова своего господина Курбского и явно с его ведома, он ответил так: "Князь мой, Андрей Курбский, имеет Ковельское имение во власти своей, и волен своих холопов казнить, и волен миловать".


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены